Лекараускас выбросил мяч из-под щита Янкаус- касу

Лекараускас выбросил мяч из-под щита Янкаус- касу, тот — Сабонису, на которого жестко вышел Линкявичюс. Крикнул: «Хома, держи Янку, а с этим я сам разберусь...» — и так плотно перекрыл Арвидаса, что, казалось, новичок вынужден будет отбросить мяч назад, где уже никого не было: Лекараускас убежал к чужому щиту, а Янкаускас уперся в Хомичюса. И никто не понял, почему мяч все же оказался у сиротливо стоявшего под щитом Лекараускаса, который беэ помех и забросил его в кольцо. Вроде бы все обозримое пространство Линкявичюс Сабонису загородил, а времени на прием и тем более обработку мяча у юноши не было: отдать пас Лекараускасу, по всем канонам, было невозможно, а Янкаускаса отрезал от Сабониса Хомичюс. Тем не менее мяч попал туда, куда нужно (на бумаге его путь получается значительно длиннее, чем в действительности). — Еще раз! — зло выкрикнул Линкявичюс, хотя сочетания звеньев должны были поменяться и теперь уже Сабонис с кем-то из ребят должен был обороняться против тройки других игроков. Гарастас молча кивнул.
Ситуация повторилась в точности, только теперь Сабонис бежал справа, а не слева и под щит выскочил Янкаускас. И пас он получил прямо в руки, хотя вновь Линкявичюс прилип к Арвидасу, а Хомичюс—к Лекараускасу.
Больше Линкявичюс старался против звена, в котором появлялся Сабонис, не играть...
Сабонис купался в тренировке, он наслаждался самим процессом игры с мастерами, получал удовольствие от синхронности действий искушенных баскетболистов и недоумевал, почему так сердится Линкявичюс, почему так остро реагирует на его ошибки Масальскис (а ошибок хватало, руки-то сначала просто тряслись от волнения, от желания сделать все как можно лучше), почему хмурится Лауритенас.
Тренировка шла своим чередом, упражнения сменяли друг друга, пот заливал глаза, и руки тряслись уже не от робости, а от усталости, но Арвидас и помыслить не мог попросить передышку. Так и не вымолвил за тренировку ни одного слова, только твердил про себя: «Терпи, терпи...».
Потом в раздевалке ему говорили, что он молодец, что из него выйдет толк, а Йовайша поднял большой палец. Только Лауритенас ничего не сказал. Всю тренировку он был необычно молчалив, какие-то тяжелые мысли, видимо, мешали ему, он старался воспользоваться любым мгновением, чтобы посидеть на лавочке, а в двусторонней игре и вовсе не участвовал: сидел и пытливо всматривался в Сабониса. Из раздевалки, быстренько ополоснувшись под душем, он выскочил первым, ни с кем не попрощавшись.